Хотя летний семестр не сулил тяжёлых рабочих дней и круговерть «где, к гхыру, моё любимое перо для домашек» и «чёрт, уже середина трима, а баллов нуль», добраться до пасеки Флинну мешала извечная околёсица дел: то всякие конкурсы интересные проводятся в замке, то радиоэфиры в гостиной, то маггломир с родительской гиперопекой усиленно цапает за бок. Пошатнуть стагнацию помогла когтевранская староста, любезно напомнившая, что на крыше башни орлят сиротливо ютятся пустые ульи, некрашенные-неглаженые. Да и собственные золотные пчёлы на мантии пуффендуйца успели потускнеть от тоски и потеряли былой блеск благородного золота. Короче, это был пролёт по всем фронтам. И это надо было исправлять.
Вооружившись бог весть откуда взявшимися пчелоинвентарём, рюкзаком с съестным (ну ладно, ладно, под съестным подразумевались сыр да походная фляжка с водой) и несколькими банками краски, Флинн отправился в гости к когтевранцам, к которым всегда питал любовь совершенно особого рода. Перебросившись любезностями с многоуважаемым Вороном («а вы Сэр, знаете толк в мемах»), уронив по пути банку с краской (благо, что синей — даст Мерлин и не заметят, а если и заметят, то не будут сочно ругаться — патриотично же) и пройдя мимо фруктового садика, из которого слышались смутные отрывки «-боль»...«-боль?», Флинн оказался у заветного уголка в Северном крыле.
Ну, с Мерлином, что ли. Для начала требовалось навести красоту. Домовики, конечно, постарались на славу: свеженькие рамочные ульи лоснились девственной деревянностью, проведёшь по одному такому пальцем — ни одного сучка или шершавости, гладкие и упругие, как черти в масле. Но уж больно бледные — пуффендуец как-то засомневался, что его привередливые друзья по мантии с восторгом воспримут новое жильё. Флинн вздохнул, звонко щёлкнула крышка банки, а дальше дело понятное. Обошлось даже без палочки — нечего её попусту пачкать и заляпывать.
Сначала на стене улья появилась надпись
«жужаньский каганат», тут же исчезнув, впрочем, под слоем салатовой краски «Не, не катит, слишком пафосно, а пчёлы-тюрки... Хельгапомилуй», — резонно заключил пуффендуец и начал искать годную альтернативу. На ум сразу пришло воспоминание из детства: он — в нежном малышестве ещё совсем, ферма отцовского друга, странный фургончик с облезлой краской. И надпись, смешная такая. Флинн нервно пощёлкал пальцами, в попытке вспомнить, чё-ж-там-такое-было-написано.
Озарение не заставило себя долго ждать, и с радостным «о-о!» Чиз вывел вполне пристойное
«пчёлы-бродяги», а затем отступил на несколько шагов назад, любуясь результатами своих трудов. Символизм данной надписи ещё предстояло выяснить.
—
Отлично. А теперь... — пуффендуец вдруг понял, что солнце-то отнюдь не ласково напекает сырную головушку, и если он сейчас же не уйдёт в тень, то мёд будет пробовать в лучшем мире. А пить мёд в лучшем из миров, не имея при себе усов — так себе идея, вся хрестоматийность пропадает.
Привал Флинн устроил возле скромной яблони, которая, по его собственным прогнозам, планировала осчастливить когтевранцев плодами уже в августе. Но до августа ещё следовало дожить, — и Чиз, по завету величайшего из докторов, выудил из рюкзака табакерку, в которой оказался
а вы о чем подумали? кусок пармезана. Наступало время трапезы.
- участник сейчас на форуме